Роберт Грейвс. БЕЛАЯ БОГИНЯ
Dec. 29th, 2009 03:28 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
basis211Отрывок из книги. Мнение редакции может не совпадать, если что. Публикуется в ознакомительных целях. Не пытайтесь повторить это дома!
"...Какое же будущее суждено религии на Западе?
Сэр Джеймс Фрэзер приписывал недостатки европейской цивилизации "эгоистичному и аморальному учению восточных религий, которое насаждает единение души с Богом и ее спасение как единственную цель, ради которой стоит жить". Именно это, считает он, подорвало бескорыстный идеал греко-римского общества, подчинившего личность благу государства [о да! - b211]. Позже Адольф Гитлер высказался более лаконично: "Во всех наших бедах виноваты евреи". Тем не менее, оба эти утверждения исторически неверны.
Фрэзер, известный специалист по греческой религии, наверняка знал, что одержимость греческих орфиков идеей спасения имела фракийско-ливийские, а не восточные корни, и что задолго до того, как еврейская диаспора после рассеяния познакомила с учением фарисеев о единении с Богом, идеализм городов-государств был уже подточен изнутри. Как только умозрительная философия превратила в скептиков всех образованных греков, которые не были орфиками или членами какого-нибудь другого мистического братства, не только общественные, но и личные верования оказались подорванными, и, несмотря на потрясающие завоевания Александра Македонского, полуобразованные римляне, сочетавшие религиозный консерватизм с национальным "esprit de corps", [1] без труда нанесли Греции поражение. Римские патриции пошли учиться к грекам и подхватили у них философскую заразу. Римский идеализм распался, от политического коллапса страну спас лишь армейский "esprit de corps" неграмотных легионеров в сочетании с культом императора на восточный манер. В IV веке натиск варваров на границы стал настолько сильным, что спасти остатки империи удалось лишь обращением к энергичной христианской вере.
Заявление Гитлера, которое не было оригинальным, имело в виду якобы имевшее место господство евреев в экономике Европы. Он лукавил: при христианстве евреям веками запрещалось владеть землей и вступать в гильдии ремесленников, так что приходилось жить своим умом. Евреи становились ювелирами, ростовщиками и банкирами, основывали такие новые, требующие высокой квалификации отрасли промышленности, как производство оптического стекла и лекарств. Стремительная торговая экспансия Англии в XVII веке была связана с тем, что Кромвель зазвал в страну голландских евреев, которые привезли с собой в Лондон современную банковскую систему. Если европейцам не нравится капитализм и промышленный прогресс, пусть винят в этом самих себя: поначалу евреи использовали власть денег для защиты от неевреев - гоев. Моисеев закон запрещал ссужать деньги под проценты и неопределенно долго оставлять их должниками - раз в семь лет долг еврею прощался - не их вина, что деньги у гоев перестали служить практическим средством для обмена товарами и услугами и превратились в идола.
Тем не менее, и Фрэзер, и Гитлер были недалеко от истины, заключавшейся в том, что ранние христиане заимствовали у иудейских пророков две не известные на Западе религиозные идеи, ставшие главной причиной наших треволнений: идею патриархального Бога, который не желает иметь ничего общего с Богинями и объявляет себя самодостаточным и всеведущим; и идею теократического общества, которое с презрением отвергает мирской блеск и роскошь и в котором всякий, кто должным образом выполняет свои гражданские обязанности, является "сыном божьим" и заслуживает спасения через единение с отцом независимо от своего положения и богатств.
С тех пор обе эти идеи яростно оспаривались внутри самой церкви. Как бы велико не было восхищение христиан-европейцев целеустремленной преданностью Христа далекому пресвятому вселенскому Богу иудейских пророков, мало кто из них искренне принимал присущий его культу антагонизм между плотью и духом. С философской точки зрения новое божество казалось безупречным, но вскоре после того, как воинственный и вздорный Зевс-Юпитер с его неприличными любовными похождениями и скандальными родственниками-олимпийцами потерял уважение у образованных людей, отцы церкви поняли, что человек еще не готов к идеальной анархии: Творцу всего сущего, чисто духовному патриарху, который никогда не вмешивался в мирские дела, пришлось прибегнуть к грому и молниям, чтобы завоевать их уважение. За непрактичностью пришлось оставить и коммунистический принцип, нарушение которого стоило Анании и Сапфире жизни. Как только папская власть возвысилась над королевской, папы полюбили мирское великолепие и пышность, стали участвовать в политической борьбе, вести войны, одаривать богачей и знать индульгенциями, обещать им привилегии в мире ином и предавать анафеме уравнительные принципы своих предшественников. Иудейский монотеизм в Риме модифицировали, постепенно введя поклонение Деве Марии; что же касается рядовых мирян-католиков, то их на долгое время отстранили от прямого общения с Богом: они исповедовались в грехах и постигали смысл слова божьего только при посредстве священника.
Протестантство вернуло обе отвергнутые было идеи, от которых никогда не отказывались ни иудеи, ни мусульмане. Гражданскую войну в Англии выиграли воинственные пуритане, ненавидевшие Деву Марию и полагавшие, что в идеальном теократическом обществе следует запретить великолепие священников и епископов, а каждому верующему предоставить право самостоятельно читать и толковать священное писание, обращаясь непосредственно к Богу-отцу. Пуританство пустило корни и пышно расцвело в Америке, а учение о всеобщем религиозном эгалитаризме, подразумевавшее право на независимое мышление, переросло в пропаганду всеобщего социального эгалитаризма, или демократии, и по сей день господствующей в западной цивилизации. Сейчас мы находимся на той стадии, когда простые христиане, подстрекаемые демагогами, до того возгордились, что перестали довольствоваться своей ролью рук, ног и туловища общества и претендуют на роль его разума, или, точнее, рассудка, достаточного для удовлетворения их несложных потребностей. В результате почти все, за очень небольшим исключением, - и католики, и протестанты, - утратили свой религиозный идеализм и пришли к выводу, что деньги, хотя это корень всякого зла, - практическое средство для выражения ценностей и определения положения в обществе; что наука - единственный способ точного описания явлений; и что честность не имеет никакого отношения ни к любви, ни к войне, ни к бизнесу, ни к политике. Тем не менее, такое вероотступничество вызывает у них чувство вины, они посылают своих детей в воскресную школу, поддерживают христианские церкви деньгами и с тревогой поглядывают на Восток, откуда исходит угроза более молодой и фанатичной веры. [Первое издание книги вышло в 1946 - b211]
Сегодняшняя беда христианства в том, что это уже не религия, опирающаяся на единый миф, а совокупность решений, вынесенных по политическим соображениям судом присяжных в ходе давней тяжбы между приверженцами некогда главенствовавшей на Западе Богини-Матери и сторонниками узурпировавшего власть Бога-отца. Различные церковные суды выносили различные решения, но никакого верховного суда больше нет. Теперь, когда даже евреи поддались соблазну обходить закон Моисея и заигрывают с ложными богами, христиане как никогда далеко отошли от аскетической святости, к которой надеялись привести мир Иезекииль, его последователи ессеи и последний из иудейских пророков Христос. Хотя номинально Запад считается христианским, на практике им управляет нечестивый триумвират - бог богатства Плутон, бог науки Аполлон и бог воров Меркурий. Дело осложняется раздорами и завистью: Меркурий и Плутон поносят друг друга, Аполлон потрясает атомной бомбой, словно молнией громовержца; с тех пор, как философы XVIII века провозгласили Век Разума, он воссел на трон Зевса (временно недееспособного) в качестве регента этого триумвирата.
Средства пропаганды на Западе без конца твердят, что единственный выход из сегодняшнего бедственного положения - возвращение к религии, но исходят из того, что религия не должна иметь какого-либо точного определения и что не выйдет ничего хорошего, если предать огласке противоречия между главными богооткровенными религиями и равно враждебными друг другу сектами, ложные положения их учений и постыдные деяния, которые они некогда совершили, а теперь вынуждены скрывать. На самом деле настоятельно необходимо развивать этику национальных и межнациональных отношений, а не возвращать каждого к верованиям его детства, что - при условии подлинного религиозного рвения - безусловно приведет к возобновлению религиозных войн: ведь только потому, что вера повсеместно ослабла, священнослужители религий-соперниц смогли проводить политику добрососедских отношений. Почему же тогда не говорить об этике, если очевидно, что, за редкими исключениями, писатели и проповедники сами не обладают прочными религиозными убеждениями? Потому что этика проистекает из богооткровенной религии, в первую очередь из Десяти заповедей (безнравственность коммунистов связана с тем, что они полностью отвергли религию); потому что некоммунисты полагают существование противоречащих друг другу конфессий свидетельством политического здоровья; потому что крестовый поход против коммунизма можно предпринять лишь во имя религии.
Коммунизм - не религия, а вера; в ее основе лежит псевдонаучная теория. Это упрощенное учение о социальном эгалитаризме, задуманное изначально как нечто благородное и наднациональное. Его сторонникам пришлось, однако, как и ранним христианам, отставить упования на скорое тысячелетнее царство и прибегнуть к прагматической политике, по крайней мере, гарантировавшей им выживание во враждебном мире. Храмом коммунистической веры стал Кремль, а из-за особенностей славян, которыми они обязаны своему безжалостному климату, коммунистическая партия без особого труда перешла на позиции авторитарной власти, милитаризма и политической софистики, после чего последовали фальсификация истории и вмешательство в дела искусства, литературы и даже науки, хотя все это, как утверждают коммунисты, - лишь временные меры.
Ну хорошо, если коммунистическая вера, с каким бы фанатизмом ее ни придерживались, не является религией, и если все современные религии в той или иной степени противоречат друг другу в догматах, - допустимо ли дать слову "религия" такое определение, которое помогло бы практическому решению насущных политических проблем?
В толковых словарях этимология этого слова дана с пометкой "сомнительно". Цицерон связывал его с "relegere" - "прочитывать надлежащим образом", то есть "изучать священное писание, постигать его". Через четыре с половиной столетия св. Августин произвел его от "religare" - "связывать", и предположил, что под ним понимается благочестивое обязательство повиноваться божественному закону. С тех пор религию понимали именно в этом смысле. Ни Августин, ни Цицерон (хотя Цицерон был ближе к истине) не приняли во внимание долготу первого слога "religio" в раннем произведении Лукреция "О природе вещей" и еще одну форму написания этого слова - "relligio". Слово "relligio" явно возникло из выражения "rem legere" - "выбирать верное": религия ранних греков и римлян была не повиновением законам, а защитой племени от зла через активное противодействие ему добра. Религия находилась в руках жрецов-магов, в обязанности которых входило определять, что следует сделать, дабы умилостивить богов в особо благоприятных или неблагоприятных случаях. Когда, например, на римском Форуме внезапно разверзлась бездонная пропасть, жрецы истолковали это как знак того, что боги требуют принести им в жертву лучшее, что есть в Риме. Метт Курций выбрал верное решение и верхом на коне, в полном облачении бросился в пропасть. В другом случае на голову городского претора Элия Туберо, вершившего на Форуме правосудие, сел дятел и позволил поймать себя. Дятел - священная птица Марса, его необычное поведение встревожило авгуров. Они объявили, что если отпустить дятла, Рим ожидает несчастье, а если убить его, претора придется казнить за святотатство. Как истинный патриот, Элий Туберо тут же свернул дятлу голову и был казнен. Возможно, эти далекие от исторической правды случаи сочинялись в Коллегии авгуров в качестве образца должной реакции римлян на знамения.
Случай с Элием Туберо бросает свет не только на смысл слова "relligio", но и на различие между табу и законом. Сущность табу заключается в том, что жрец или Жрица пророчески объявляет некоторые вещи вредными для определенных людей в определенное время (хотя не обязательно для других людей в это же время или для тех же людей в другое время). Наказание за нарушение табу налагают не судьи племени, а сам нарушитель, который, осознав свою ошибку, либо умирает от стыда и горя, либо бежит в чужое племя и меняет имя. В Риме считалось, что птицу Марса - дятла может убить только царь (или его ритуальный преемник во времена республики), один раз в году, когда дятла приносили в жертву Богине. В более цивилизованном обществе Туберо в соответствии с таким-то и таким-то законом был бы публично осужден за убийство священной птицы и подвергнут казни, штрафу или тюремному заключению; нарушив табу, он был предоставлен собственному пониманию божественного возмездия.
Древняя религия Рима была связана со святостью монархии: на царя налагалось большое число табу, призванных умилостивить выступавшую под различными именами Богиню Мудрости, служителем Которой он был, и членов Ее божественной семьи. Вероятно, двенадцать сопровождавших его жрецов (по одному на каждый месяц года), lictores, или "выбирающие", были обязаны защищать его от напастей и скверны, а также внимательно следить за всеми его потребностями. Помимо прочего, им, вероятно, было поручено "relictio", "внимательное толкование" знаков, знамений, чудес и авгурий, а также "selectio", "выбор" его оружия, одежды, пищи, травы и листьев для его "lectum" (ложа). [2] Когда монархии не стало, религиозные функции царя перешли к жрецу Юпитера, а исполнительные - к консулам; ликторы стали их почетной стражей. Впоследствии слово "lictor" сблизилось со словом "religare" - связывать, поскольку в обязанность ликторов входило связывать тех, кто выступал против власти консулов. Поначалу в Риме не было ни Двенадцати таблиц, ни другого кодекса законов; существовала лишь устная традиция, основанная на инстинктивном чувстве добра и отдельных магических утверждениях. Метт Курций и Элий Туберо были свободны в своих поступках от власти закона: они сделали свой выбор, исходя из МОРАЛЬНЫХ соображений.
Необходимо объяснить, что слово "lex" ("закон") первоначально означало "избранное слово", или "магическое утверждение", но затем, как и слово "ликтор", его стали безосновательно производить от "ligare". Закон в Риме возник из религии: те или иные магические утверждения входили в обиход и становились юридическими положениями. Но когда религию в ее изначальном смысле стали понимать как обязательства перед обществом и определять их посредством писаных законов, когда Аполлон-организатор, бог науки, узурпировал власть своей Матери - Богини вдохновенной истины, мудрости и поэзии, и постарался связать ее поклонников законами, - магия вдохновения исчезла, и остались лишь теология, церковные обряды и ограниченное запретительной этикой поведение.
Если мы хотим избежать дисгармонии, уныния и насилия в обществе и литературе, любую проблему следует рассматривать как уникальную и решать ее посредством правильного выбора, основанного на инстинктивном чувстве добра, а не ссылками на какой-то кодекс законов или свод прецедентов. Единственный выход из наших политических бед - возвращение к религии, однако ее необходимо очистить от богословских наслоений. Верный, позитивный выбор, основанный на нравственном принципе, должен прийти на смену соблюдению (при всем негативном к нему отношению) закона, который, хотя и опирается на власть, стал настолько громоздким и запутанным, что даже ученому юристу не под силу овладеть больше, чем какой-то одной его областью. Желание поступать правильно можно внушить большинству людей в раннем возрасте. Но лишь немногие способны сделать правильный нравственный выбор между ситуациями и поступками, кажущимися на первый взгляд равнозначными, а потому главная религиозная проблема Запада - это, в двух словах, проблема замены демагогократии, выступающей под маской демократии, ненаследственной аристократией, вожди которой, вместо того чтобы слепо подчиняться законничеству, в каждом отдельном случае будут совершать правильный выбор по велению свыше. Путаницу в этот вопрос внесли русские коммунисты, выдававшие себя за подобных аристократов и заявлявшие, что в выборе своей политики руководствуются вдохновением. Однако их решения далеки от истины, мудрости и добродетели: они всецело авторитарны и направлены исключительно на исполнение экономических пророчеств Карла Маркса."
"...Какое же будущее суждено религии на Западе?
Сэр Джеймс Фрэзер приписывал недостатки европейской цивилизации "эгоистичному и аморальному учению восточных религий, которое насаждает единение души с Богом и ее спасение как единственную цель, ради которой стоит жить". Именно это, считает он, подорвало бескорыстный идеал греко-римского общества, подчинившего личность благу государства [о да! - b211]. Позже Адольф Гитлер высказался более лаконично: "Во всех наших бедах виноваты евреи". Тем не менее, оба эти утверждения исторически неверны.
Фрэзер, известный специалист по греческой религии, наверняка знал, что одержимость греческих орфиков идеей спасения имела фракийско-ливийские, а не восточные корни, и что задолго до того, как еврейская диаспора после рассеяния познакомила с учением фарисеев о единении с Богом, идеализм городов-государств был уже подточен изнутри. Как только умозрительная философия превратила в скептиков всех образованных греков, которые не были орфиками или членами какого-нибудь другого мистического братства, не только общественные, но и личные верования оказались подорванными, и, несмотря на потрясающие завоевания Александра Македонского, полуобразованные римляне, сочетавшие религиозный консерватизм с национальным "esprit de corps", [1] без труда нанесли Греции поражение. Римские патриции пошли учиться к грекам и подхватили у них философскую заразу. Римский идеализм распался, от политического коллапса страну спас лишь армейский "esprit de corps" неграмотных легионеров в сочетании с культом императора на восточный манер. В IV веке натиск варваров на границы стал настолько сильным, что спасти остатки империи удалось лишь обращением к энергичной христианской вере.
Заявление Гитлера, которое не было оригинальным, имело в виду якобы имевшее место господство евреев в экономике Европы. Он лукавил: при христианстве евреям веками запрещалось владеть землей и вступать в гильдии ремесленников, так что приходилось жить своим умом. Евреи становились ювелирами, ростовщиками и банкирами, основывали такие новые, требующие высокой квалификации отрасли промышленности, как производство оптического стекла и лекарств. Стремительная торговая экспансия Англии в XVII веке была связана с тем, что Кромвель зазвал в страну голландских евреев, которые привезли с собой в Лондон современную банковскую систему. Если европейцам не нравится капитализм и промышленный прогресс, пусть винят в этом самих себя: поначалу евреи использовали власть денег для защиты от неевреев - гоев. Моисеев закон запрещал ссужать деньги под проценты и неопределенно долго оставлять их должниками - раз в семь лет долг еврею прощался - не их вина, что деньги у гоев перестали служить практическим средством для обмена товарами и услугами и превратились в идола.
Тем не менее, и Фрэзер, и Гитлер были недалеко от истины, заключавшейся в том, что ранние христиане заимствовали у иудейских пророков две не известные на Западе религиозные идеи, ставшие главной причиной наших треволнений: идею патриархального Бога, который не желает иметь ничего общего с Богинями и объявляет себя самодостаточным и всеведущим; и идею теократического общества, которое с презрением отвергает мирской блеск и роскошь и в котором всякий, кто должным образом выполняет свои гражданские обязанности, является "сыном божьим" и заслуживает спасения через единение с отцом независимо от своего положения и богатств.
С тех пор обе эти идеи яростно оспаривались внутри самой церкви. Как бы велико не было восхищение христиан-европейцев целеустремленной преданностью Христа далекому пресвятому вселенскому Богу иудейских пророков, мало кто из них искренне принимал присущий его культу антагонизм между плотью и духом. С философской точки зрения новое божество казалось безупречным, но вскоре после того, как воинственный и вздорный Зевс-Юпитер с его неприличными любовными похождениями и скандальными родственниками-олимпийцами потерял уважение у образованных людей, отцы церкви поняли, что человек еще не готов к идеальной анархии: Творцу всего сущего, чисто духовному патриарху, который никогда не вмешивался в мирские дела, пришлось прибегнуть к грому и молниям, чтобы завоевать их уважение. За непрактичностью пришлось оставить и коммунистический принцип, нарушение которого стоило Анании и Сапфире жизни. Как только папская власть возвысилась над королевской, папы полюбили мирское великолепие и пышность, стали участвовать в политической борьбе, вести войны, одаривать богачей и знать индульгенциями, обещать им привилегии в мире ином и предавать анафеме уравнительные принципы своих предшественников. Иудейский монотеизм в Риме модифицировали, постепенно введя поклонение Деве Марии; что же касается рядовых мирян-католиков, то их на долгое время отстранили от прямого общения с Богом: они исповедовались в грехах и постигали смысл слова божьего только при посредстве священника.
Протестантство вернуло обе отвергнутые было идеи, от которых никогда не отказывались ни иудеи, ни мусульмане. Гражданскую войну в Англии выиграли воинственные пуритане, ненавидевшие Деву Марию и полагавшие, что в идеальном теократическом обществе следует запретить великолепие священников и епископов, а каждому верующему предоставить право самостоятельно читать и толковать священное писание, обращаясь непосредственно к Богу-отцу. Пуританство пустило корни и пышно расцвело в Америке, а учение о всеобщем религиозном эгалитаризме, подразумевавшее право на независимое мышление, переросло в пропаганду всеобщего социального эгалитаризма, или демократии, и по сей день господствующей в западной цивилизации. Сейчас мы находимся на той стадии, когда простые христиане, подстрекаемые демагогами, до того возгордились, что перестали довольствоваться своей ролью рук, ног и туловища общества и претендуют на роль его разума, или, точнее, рассудка, достаточного для удовлетворения их несложных потребностей. В результате почти все, за очень небольшим исключением, - и католики, и протестанты, - утратили свой религиозный идеализм и пришли к выводу, что деньги, хотя это корень всякого зла, - практическое средство для выражения ценностей и определения положения в обществе; что наука - единственный способ точного описания явлений; и что честность не имеет никакого отношения ни к любви, ни к войне, ни к бизнесу, ни к политике. Тем не менее, такое вероотступничество вызывает у них чувство вины, они посылают своих детей в воскресную школу, поддерживают христианские церкви деньгами и с тревогой поглядывают на Восток, откуда исходит угроза более молодой и фанатичной веры. [Первое издание книги вышло в 1946 - b211]
Сегодняшняя беда христианства в том, что это уже не религия, опирающаяся на единый миф, а совокупность решений, вынесенных по политическим соображениям судом присяжных в ходе давней тяжбы между приверженцами некогда главенствовавшей на Западе Богини-Матери и сторонниками узурпировавшего власть Бога-отца. Различные церковные суды выносили различные решения, но никакого верховного суда больше нет. Теперь, когда даже евреи поддались соблазну обходить закон Моисея и заигрывают с ложными богами, христиане как никогда далеко отошли от аскетической святости, к которой надеялись привести мир Иезекииль, его последователи ессеи и последний из иудейских пророков Христос. Хотя номинально Запад считается христианским, на практике им управляет нечестивый триумвират - бог богатства Плутон, бог науки Аполлон и бог воров Меркурий. Дело осложняется раздорами и завистью: Меркурий и Плутон поносят друг друга, Аполлон потрясает атомной бомбой, словно молнией громовержца; с тех пор, как философы XVIII века провозгласили Век Разума, он воссел на трон Зевса (временно недееспособного) в качестве регента этого триумвирата.
Средства пропаганды на Западе без конца твердят, что единственный выход из сегодняшнего бедственного положения - возвращение к религии, но исходят из того, что религия не должна иметь какого-либо точного определения и что не выйдет ничего хорошего, если предать огласке противоречия между главными богооткровенными религиями и равно враждебными друг другу сектами, ложные положения их учений и постыдные деяния, которые они некогда совершили, а теперь вынуждены скрывать. На самом деле настоятельно необходимо развивать этику национальных и межнациональных отношений, а не возвращать каждого к верованиям его детства, что - при условии подлинного религиозного рвения - безусловно приведет к возобновлению религиозных войн: ведь только потому, что вера повсеместно ослабла, священнослужители религий-соперниц смогли проводить политику добрососедских отношений. Почему же тогда не говорить об этике, если очевидно, что, за редкими исключениями, писатели и проповедники сами не обладают прочными религиозными убеждениями? Потому что этика проистекает из богооткровенной религии, в первую очередь из Десяти заповедей (безнравственность коммунистов связана с тем, что они полностью отвергли религию); потому что некоммунисты полагают существование противоречащих друг другу конфессий свидетельством политического здоровья; потому что крестовый поход против коммунизма можно предпринять лишь во имя религии.
Коммунизм - не религия, а вера; в ее основе лежит псевдонаучная теория. Это упрощенное учение о социальном эгалитаризме, задуманное изначально как нечто благородное и наднациональное. Его сторонникам пришлось, однако, как и ранним христианам, отставить упования на скорое тысячелетнее царство и прибегнуть к прагматической политике, по крайней мере, гарантировавшей им выживание во враждебном мире. Храмом коммунистической веры стал Кремль, а из-за особенностей славян, которыми они обязаны своему безжалостному климату, коммунистическая партия без особого труда перешла на позиции авторитарной власти, милитаризма и политической софистики, после чего последовали фальсификация истории и вмешательство в дела искусства, литературы и даже науки, хотя все это, как утверждают коммунисты, - лишь временные меры.
Ну хорошо, если коммунистическая вера, с каким бы фанатизмом ее ни придерживались, не является религией, и если все современные религии в той или иной степени противоречат друг другу в догматах, - допустимо ли дать слову "религия" такое определение, которое помогло бы практическому решению насущных политических проблем?
В толковых словарях этимология этого слова дана с пометкой "сомнительно". Цицерон связывал его с "relegere" - "прочитывать надлежащим образом", то есть "изучать священное писание, постигать его". Через четыре с половиной столетия св. Августин произвел его от "religare" - "связывать", и предположил, что под ним понимается благочестивое обязательство повиноваться божественному закону. С тех пор религию понимали именно в этом смысле. Ни Августин, ни Цицерон (хотя Цицерон был ближе к истине) не приняли во внимание долготу первого слога "religio" в раннем произведении Лукреция "О природе вещей" и еще одну форму написания этого слова - "relligio". Слово "relligio" явно возникло из выражения "rem legere" - "выбирать верное": религия ранних греков и римлян была не повиновением законам, а защитой племени от зла через активное противодействие ему добра. Религия находилась в руках жрецов-магов, в обязанности которых входило определять, что следует сделать, дабы умилостивить богов в особо благоприятных или неблагоприятных случаях. Когда, например, на римском Форуме внезапно разверзлась бездонная пропасть, жрецы истолковали это как знак того, что боги требуют принести им в жертву лучшее, что есть в Риме. Метт Курций выбрал верное решение и верхом на коне, в полном облачении бросился в пропасть. В другом случае на голову городского претора Элия Туберо, вершившего на Форуме правосудие, сел дятел и позволил поймать себя. Дятел - священная птица Марса, его необычное поведение встревожило авгуров. Они объявили, что если отпустить дятла, Рим ожидает несчастье, а если убить его, претора придется казнить за святотатство. Как истинный патриот, Элий Туберо тут же свернул дятлу голову и был казнен. Возможно, эти далекие от исторической правды случаи сочинялись в Коллегии авгуров в качестве образца должной реакции римлян на знамения.
Случай с Элием Туберо бросает свет не только на смысл слова "relligio", но и на различие между табу и законом. Сущность табу заключается в том, что жрец или Жрица пророчески объявляет некоторые вещи вредными для определенных людей в определенное время (хотя не обязательно для других людей в это же время или для тех же людей в другое время). Наказание за нарушение табу налагают не судьи племени, а сам нарушитель, который, осознав свою ошибку, либо умирает от стыда и горя, либо бежит в чужое племя и меняет имя. В Риме считалось, что птицу Марса - дятла может убить только царь (или его ритуальный преемник во времена республики), один раз в году, когда дятла приносили в жертву Богине. В более цивилизованном обществе Туберо в соответствии с таким-то и таким-то законом был бы публично осужден за убийство священной птицы и подвергнут казни, штрафу или тюремному заключению; нарушив табу, он был предоставлен собственному пониманию божественного возмездия.
Древняя религия Рима была связана со святостью монархии: на царя налагалось большое число табу, призванных умилостивить выступавшую под различными именами Богиню Мудрости, служителем Которой он был, и членов Ее божественной семьи. Вероятно, двенадцать сопровождавших его жрецов (по одному на каждый месяц года), lictores, или "выбирающие", были обязаны защищать его от напастей и скверны, а также внимательно следить за всеми его потребностями. Помимо прочего, им, вероятно, было поручено "relictio", "внимательное толкование" знаков, знамений, чудес и авгурий, а также "selectio", "выбор" его оружия, одежды, пищи, травы и листьев для его "lectum" (ложа). [2] Когда монархии не стало, религиозные функции царя перешли к жрецу Юпитера, а исполнительные - к консулам; ликторы стали их почетной стражей. Впоследствии слово "lictor" сблизилось со словом "religare" - связывать, поскольку в обязанность ликторов входило связывать тех, кто выступал против власти консулов. Поначалу в Риме не было ни Двенадцати таблиц, ни другого кодекса законов; существовала лишь устная традиция, основанная на инстинктивном чувстве добра и отдельных магических утверждениях. Метт Курций и Элий Туберо были свободны в своих поступках от власти закона: они сделали свой выбор, исходя из МОРАЛЬНЫХ соображений.
Необходимо объяснить, что слово "lex" ("закон") первоначально означало "избранное слово", или "магическое утверждение", но затем, как и слово "ликтор", его стали безосновательно производить от "ligare". Закон в Риме возник из религии: те или иные магические утверждения входили в обиход и становились юридическими положениями. Но когда религию в ее изначальном смысле стали понимать как обязательства перед обществом и определять их посредством писаных законов, когда Аполлон-организатор, бог науки, узурпировал власть своей Матери - Богини вдохновенной истины, мудрости и поэзии, и постарался связать ее поклонников законами, - магия вдохновения исчезла, и остались лишь теология, церковные обряды и ограниченное запретительной этикой поведение.
Если мы хотим избежать дисгармонии, уныния и насилия в обществе и литературе, любую проблему следует рассматривать как уникальную и решать ее посредством правильного выбора, основанного на инстинктивном чувстве добра, а не ссылками на какой-то кодекс законов или свод прецедентов. Единственный выход из наших политических бед - возвращение к религии, однако ее необходимо очистить от богословских наслоений. Верный, позитивный выбор, основанный на нравственном принципе, должен прийти на смену соблюдению (при всем негативном к нему отношению) закона, который, хотя и опирается на власть, стал настолько громоздким и запутанным, что даже ученому юристу не под силу овладеть больше, чем какой-то одной его областью. Желание поступать правильно можно внушить большинству людей в раннем возрасте. Но лишь немногие способны сделать правильный нравственный выбор между ситуациями и поступками, кажущимися на первый взгляд равнозначными, а потому главная религиозная проблема Запада - это, в двух словах, проблема замены демагогократии, выступающей под маской демократии, ненаследственной аристократией, вожди которой, вместо того чтобы слепо подчиняться законничеству, в каждом отдельном случае будут совершать правильный выбор по велению свыше. Путаницу в этот вопрос внесли русские коммунисты, выдававшие себя за подобных аристократов и заявлявшие, что в выборе своей политики руководствуются вдохновением. Однако их решения далеки от истины, мудрости и добродетели: они всецело авторитарны и направлены исключительно на исполнение экономических пророчеств Карла Маркса."
