ANTARKTIS STUTZPUNKT 211

По утрам будили Царя крики крючников и грохот неподалеку от дворца, на речной торговой пристани. Разгружали с лодей и стругов дрова, сено, соленую и свежую рыбу, пеньку, деготь и безсмыслицу в крепких дубовых бочках. Все это отвозили на грохочущих телегах прямо в Торговые Ряды, за которыми во дворах стояли огромные чугунные котлы. В котлах безсмыслицу уваривали до состояния густого, темного абсурда. Вар нарезали черными брусками и отправляли в Новегород, где продавали немецким, фрязским и ингерманландским купцам. В неметчине же покупали потом железные плуги и тележные шины, стращальные стволы, бонбоньеры, декокты и разные еретические механизмы.

На царевых мужичарнях, что на Заболони, стоял шум и гам. Выводили мужичьи оравы, гудели рожки, орали ездовые, загонщики, подпружные и егеря, седельничьи и скакальничьи. Приближалась большая мужичья охота, и до самого Красного поля толпы зевак и обывателей выстроились вдоль улиц, и у частокола, толкаясь и пихая друг друга, стремились занять хорошее место. Участвовали в охоте лучшие своры царева стольного града, а среди них свора самого царя была едва ли не лучшей. Самых злых и охочих мужиков отбирали со всех пределов царства, подолгу дразнили в железных клетях, доводили до беспамятства острыми пиками, откармливали самыми дикими снедями и снадобьями, нещадно отбраковывали и стравливали друг с другом, а то и с мужиками, присланными из немеччины немецкими князцами в обмен на подарки царские - бочки бессмыслицы, пучки колотуна и сверкающие алатырь-камни.

Охотились мужики внутри огороженного частоколом Красного поля на бычий пузырь, надутый воздухом и закленный рыбьим клеем. Пузырь раскрашивали яркими красками, и сам вид его доводил мужиков до полного исступления, так что каждый стремился схватить пузырь, отталкивая, кусая и отчаянно отбиваясь от соперников со страшным рыканьем и воем, стонами и воплями, и быстрее разодрать его. Но скользкий пузырь так просто не давался охотничьим мужикам, выскакивал и выпрыгивал вверх, другие мужики хватали его и все повторялось до тех пор когда самый ловкий и удачливый не напрыгивал на пузырь всей тушею либо исхитрялся ногтями и зубами разодрать скользкую оболочку под ликующий вой и гул толпы.

Тогда охота заканчивалась, и возбужденных до бешенства мужиков растаскивали в разные стороны крючьями и прочными сетями, поливали водою и кое-как опять собрав в своры, тащили обратно на мужичарни, по дороге пристреливая из стращалей сильно покалеченных в свалке.
Народ расходился, обсуждая охоту, и разговоров смердам хватало до самого морковкина заговенья...

Бытописания старины.

Алхимика и звездочета, царского лекаря англичанина Бармалея в столице считали умовредителем. Ездил он по стольному граду, по раскисшему Чертолью и мрачному Запределью в возке, обитом черным бархатом, разукрашенном каббалистическими знаками и изображениями созвездий, в сопровождении полуконных, одетых в польские кафтаны, а влекли возок по ухабистым грязным улицам запряженные четверкою самые дикие в городе, яростно хрипящие ездовые старухи. Встретить возок считалось у горожан плохою приметою, и обыватели сплевывали и крестились, когда мчался он из Кремля к себе, в Дальнюю Башню, что была возведена по его чертежам на Глухаревке.

На верхнем этаже башни была у него, как говорили, устроена то ли лаборатория, то ли тайное колдовалище. Когда же обыватели начинали обсуждать обстановку и обряды, проводимые Бармалеем в этом кабинете, фантазия их разыгрывалась до невообразимых пределов...

Однажды царь пировал в искусственно убранном зале с ближайшими промежниками, мутниками и пыльниками. Вино лилось ручьем, между столами танцевали зазорные чесальные девы в непристойных платьюшках.

Вдруг в воздухе появилась рука, как бы из переливающейся ртути, и стала чертать на стене полупрозрачные светящиеся письмена:

МНЕ ТЕКИЛЫ ПРИНЕСИ

Все испугались. Срочно из пытошных и подвалов были вытащены оставшиеся в живых вещуньи, колдуны и ворожители, был вызван известный иудействующий мудрец Абрамка из Промежду Тут, придворный лекарь-алхимик англичанин Бармалей и парочка богомерзких латынян, с которых не успели по доброму обычаю содрать почти всю кожу. Пришел также знаменитый своим плакательным даром монах Светофор, и даже привезли из Дуболомья говорящую птицу Каюк.

Но никто не смог истолковать значение надписи.